В 1995 году, накануне Торжественного акта ПСТГУ (в то время ПСТБИ), который в тот год состоялся 21 ноября, были обретены мощи священномученика протоиерея Константина Голубева, убитого в Богородске (Ногинске) в сентябре 1918 года. Об истории обретения его святых мощей рассказывает Ирина Ивановна Ковалева, сотрудник научно-исследовательского Отдела новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ.
«Дед твой велик пред Господом»
В начале 1990-х годов началась всеобщая реабилитация репрессированных по 58-й статье, в том числе священнослужителей и мирян, пострадавших в годы гонений. Их потомки получили доступ к архивно-следственным делам своих родственников. Они начали посылать письма в Священный Синод, с этими письмами велась работа. В ПСТБИ была собрана группа во главе с иеромонахом Дамаскином (Орловским)1, члены ее объединялись попарно – они связывались с потомками священнослужителей, навещали их, записывали церковное предание. Один человек следил за технической частью, за непрерывностью записи, а на другого возлагался труд ведения беседы. Я к этой группе присоединилась весной 1994 года.
Отец Дамаскин (Орловский) ранее нас получил доступ к работе в архиве ФСБ и уже ознакомился со многими архивно-следственными делами. Мы, группа сотрудников ПСТБИ, стали там регулярно работать с конца 1994 – начала 1995 года. Наш ректор, отец Владимир Воробьев, считал, что труд по прославлению новых мучеников должен стать одним из основных направлений деятельности нашего Богословского института. Мы ездили к потомкам священнослужителей, записывали их воспоминания, переснимали фотографии.
Мой знакомый, археограф Леонид Романович Вайнтрауб, узнав об этой деятельности нашего Института, предложил мне познакомиться с внучкой священномученика Константина Голубева Галиной Константиновной Голубевой. Сама Галина Константиновна родилась в 1917 году и деда своего, конечно, не помнила. В Богородске, где он служил, она была последний раз 12-летней девочкой, в 1929 году. Отец ее, также Константин Голубев, был священником, в конце жизни – митрофорным протоиереем, последним местом его служения был московский храм Всех святых на Соколе. Родители Галины Константиновны на место убиения и погребения дедушки-мученика ее не водили, хотя, конечно, знали это место. Сама Галина Константиновна была человеком верующим и посещала храм иконы «Всех скорбящих Радость» на Ордынке.
В начале 1980-х годов Галина Константиновна увидела сон: много могильных крестов, и среди них стоит величественный крест, и затем услышала голос, сказавший ей: «Дед твой велик пред Господом». Она не была человеком, склонным к мистике, но это видение побудило ее начать собирать сведения о миссионерской и пастырской деятельности своего деда. Поиск привел ее в Исторический архив Москвы2 и в Российскую государственную библиотеку (в то время – Ленинскую), а в архиве она познакомилась с Леонидом Романовичем Вайнтраубом.
Сначала наше с Галиной Константиновной знакомство было заочным, мы беседовали с ней по телефону, а 16 июля 1994 года она приехала к нам в Богословский институт. Мы записали ее воспоминания, пересняли фотографию отца Константина, которая с этой встречи заняла место в наших домашних святых уголках. Тогда же мы решили поехать в Богородск и попытаться найти место его мученической кончины. Хотели выбрать для поездки день теплый и погожий, но, когда поехали, а это было 30 сентября – память мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии – было холодно и ветрено.
Приехали в Богородск. Галина Константиновна знала, что дедушка был расстрелян за линией железной дороги, на опушке леса, за городским стадионом, который был построен уже в советское время; в начале ХХ века там был казачий плац. Мы пришли на опушку леса, воткнули свечи в землю, пропели песнопения панихиды. Перед этим мы зашли в Богоявленский собор, который был занят украинскими раскольниками. В соборе настоятелем был архимандрит Адриан (Старина), который в начале 1990-х годов трижды переходил из одной юрисдикции в другую и в конце концов перешел в раскол Филарета (Денисенко). В городе был и второй храм – Тихвинский, там служил протоиерей Василий Извеков. Эти два огромных храма находятся на расстоянии полуверсты друг от друга, на одной и той же улице. До революции западная половина Богородска составляла приход Богоявленского собора, а восточная – Тихвинской церкви. В начале 1990-х отец Василий Извеков был единственным «в поле воином» в Богородске (Ногинске), потому что местная власть всецело поддерживала Адриана (Старину). Тогда же были вывешены на подступах к Тихвинскому храму дорожные знаки, запрещающие доступ транспорта и, соответственно, не позволяющие привезти туда покойников для отпевания. В общем, отцу Василию приходилось там нелегко. Тихвинский храм был в плачевном состоянии, в советское время там был клуб.
В день нашего приезда казначея Тихвинского храма, Вера Ивановна, была именинницей, и приход вместе с настоятелем чествовал именинниц, поэтому мы условились прийти попозже и отправились на опушку леса, где, предположительно, был расстрелян отец Константин, а потом возвратились в храм. Отец Василий вначале отнесся к нам настороженно, потому что никто тогда ничего определенного о Богословском институте не знал, о нем ходили разные толки, но, узнав о цели нашего приезда, принял в ней участие. Он знал церковное предание о расстрелянном протоиерее-мученике, но место его мученической кончины было ему неизвестно. Можно сказать, что этого не знал никто, кроме одного человека во всем Богородске.
Дело в том, что аресты конца 1930-х годов привели к тому, что из церковной и вообще из городской среды были изъяты все активные миряне. В Богородске до конца 1980-х – начала 1990-х годов не было ни одного действующего храма. Отец Василий решил познакомить нас с одной богородской старожилкой, Лидией Михайловной Кузьминой, которая заверила его в том, что знает место кончины и погребения отца Константина. Лидия Михайловна ранее возглавляла инициативную группу, добивавшуюся открытия богородских храмов, в 1994 году ей было уже 80 лет. Родители Лидии Михайловны были состоятельными людьми, владели в Богородске несколькими домами на Дворянской улице. Отец, Михаил Маркеллович, был членом общества хоругвеносцев – до революции это общество действовало при Тихвинской церкви; в 1937 году он был расстрелян на Бутовском полигоне. В среднем возрасте Лидия Михайловна работала администратором в драматическом театре и была человеком вполне светским. Но усвоенные в детстве навыки благочестивой жизни впоследствии принесли свой плод: ближе к пожилым годам она обратилась к Богу, посещала действовавшие храмы в окрестностях Богородска, а, когда это стало возможным, способствовала открытию Богоявленского собора. После того как архимандрит Адриан (Старина) перешел в филаретовский раскол, Лидия Михайловна стала хлопотать об открытии Тихвинской церкви и обратилась в епархию. Когда епархия поддержала это ходатайство, Тихвинский храм был передан Московской Патриархии и в него был назначен служить протоиерей Василий Извеков.
Мы приехали к Лидии Михайловне 12 октября 1994 года – это, собственно, и есть день, когда была найдена могила священномученика Константина. Когда мы пришли на опушку леса, Лидия Михайловна без особой уверенности указала на три небольших бугорка, но мы не спешили верить этому свидетельству. Надо сказать, что именно ей Господь вложил мысль постучаться в ближайший к опушке леса дом, которого сейчас уже нет, – этот дом, построенный, наверное, еще в XIX веке, лет десять тому назад был снесен. Когда мы постучались, из дома вышла 70-летняя женщина – бодрая, сдержанная и разумная. Звали ее Антонина Михайловна Матвеева, мама ее, Мария Алексеевна, в девичестве носила фамилию Голубева. На наш вопрос, не знает ли она, где похоронен отец Константин Голубев, замученный в 1918 году, Антонина Михайловна ответила: «Да, я вам сейчас покажу, я с детства знаю это место, моя мама была свидетельницей этой казни» (сама Антонина Михайловна была 1924 года рождения). Она оделась и повела нас на опушку леса. Мы тогда же сделали фотографию этого места: там был еле заметный, уже разрушавшийся могильный холмик в овраге.
С этого времени начались наши поездки в Богородск. В период с 1994 по 1996 год их было 28. Более 10 поездок было совершено в 1994–1995 годах, когда мы ездили опрашивать жителей, стучались в ближайшие к собору дома, искали прямых или косвенных свидетелей событий 1918 года. Неизменно в наших поездках принимала участие Галина Константиновна, которой было уже под 80 лет (тряслась в холодных электричках, вышагивала километры по Богородску). Мы тогда записали много рассказов. В начале 1990-х еще можно было застать свидетелей этих событий, а к концу 1990-х годов собирать церковное предание уже было невозможно – многие очевидцы перешли в иной мир. В одну из поездок мы познакомились с Петром Александровичем Сахарниковым, который был ровесником Патриарха Пимена (в миру Сергея Извекова). Оба они в молодости были иподиаконами в Богоявленском соборе, при Владыке Платоне (Рудневе). В 1918 году им было по 8 лет и они были на месте расстрела отца Константина, но не в сам момент этого злодеяния, а через день-два, видели концы рясы, еще не прикрытые землей. Такой рассказ – от свидетеля, который жил в то время и был очевидцем, а не слышал из чьих-то уст, был очень ценен.
«Мы испытывали радость жен-мироносиц»
Надо сказать, что, несмотря на многолетние попытки, найти следственное дело отца Константина 1918 года так и не удалось – ни нам, ни его внучке Галине Константиновне. Если бы оно было выявлено, мы бы точно знали дату расстрела отца Константина. Собранные в архиве и в библиотеке материалы, семейные воспоминания Галина Константиновна пыталась представить в Синодальную комиссию по канонизации святых, но ее визит к секретарю этой Комиссии игумену Игнатию (Крекшину) ожидаемых результатов не дал – имевшиеся у нее сведения были сочтены недостаточными.
После этого Галина Константиновна мечтала только об одном – перезахоронить отца Константина где-нибудь у храма. Мы тоже молились и надеялись, что мощи отца Константина будут обретены и перенесены в Тихвинский храм. Осенью 1995 года мы встретились с отцом Дамаскином (Орловским) в архиве, и он предложил поехать с нами, чему мы, конечно, очень обрадовались. Есть фотография одной из последних панихид перед обретением: все это очень близко к опушке леса – буквально несколько шагов по тропинке: овраг, в нем могилка отца Константина, а на ней наши три свечки, которые ветер во время панихиды то задувал, то раздувал – они погасли после того, как панихида закончилась. Панихиду служил отец Дамаскин. Тогда же он познакомился с отцом Василием Извековым и с Антониной Михайловной Матвеевой. Дней через шесть отец Дамаскин объявил, что надо готовиться к поездке, – будем обретать мощи.
В 1995 году Актовый день Института – 18 ноября – приходился на субботу, поэтому Литургию служили в субботу, а сам Акт был перенесен на 21 ноября, когда Церковь празднует Собор Архистратига Михаила. Естественно, все были заняты подготовкой к Акту, а нам нужно было готовиться к поездке в Богородск. Отец ректор хотел ехать с нами, но не мог из-за подготовки к Акту. Нужен был археолог, транспорт, инвентарь для работ по вскрытию могилы и помощники. Ирина Владимировна Щелкачева посоветовала обратиться к Дмитрию Витальевичу Деопику – преподавателю библейской археологии, ученому, имевшему опыт раскопок. Мы пригласили его участвовать в обретении, и он согласился. С транспортом возникла было накладка, но как-то все устроилось, и приходская «Газель» освободилась к 20 ноября.
В этот день в Богородск собралась группа из шести человек, сотрудников ПСТБИ и прихожан Николо-Кузнецкого храма: Дмитрий Витальевич Деопик, будущий отец Филипп Ильяшенко, Владимир Александрович Крючков (сотрудник Института, ныне покойный), Борис Лосиков, Георгий Воронцов и я. Погрузив инвентарь и погрузившись сами, мы заехали за отцом Дамаскином (Орловским). Он вынес раку, в которой ранее временно покоились мощи священномученика Фаддея Тверского (была такая «переходящая» рака), и мы отправились в Богородск.
Все направились сразу к опушке леса, а я поехала с водителем за отцом Василием Извековым. Затем была отслужена панихида и начались работы. В снятом верхнем слое земли находились следы многолетнего почитания отца Константина. Могильный холмик власти постоянно заравнивали, а верующие почитатели отца Константина его вновь формировали. В насыпи были найдены икона «Знамение» в рамочке под стеклом, смальтовая икона «Лобзание Христа Иудою» (это был чтимый образ – по традиции его ежегодно в сентябре приносили в Богородск из Берлюковской пустыни); также в верхнем слое земли были найдены и другие следы почитания – цветочные горшки, веночки. Надо сказать, что почитание отца Константина никогда не прекращалось. Дочери отца Константина Мариамне, которая уехала из Богородска и жила в Тульской области, верующие говорили: «У нас фотографии отца Константина стоят в святых уголках, и мы молимся ему как святому».
После того как могильный холмик был снят, обнажился более темный прямоугольник могилы. Из могилы были извлечены мощи самого отца Константина, а также было обнаружено в восточном углу могильной ямы подзахоронение двух лиц. Мощи отца Константина, пролежавшие с 1918 года в земле без гроба, были в прекрасной сохранности, как и вещи: ряса, сапоги, нательный крест. На главу, когда мощи очистили, сразу надели камилавку. Кости были желтовато-беловатого цвета. У других убиенных, найденных в той же могиле, кости были темные. Позднее удалось выяснить, кому принадлежали эти останки.
Мощи отца Константина были привезены в Тихвинский храм. Как раз начиналась служба праздника Собора Михаила Архангела. После всенощной была вновь отслужена панихида. Никто специально не выбирал день 20 ноября для обретения мощей священномученика Константина, но он оказался днем празднования памяти многих мучеников – святых Древней Церкви и мученика ХХ века святителя Кирилла (Смирнова), митрополита Казанского.
Поздним вечером мы возвратились на «Газели» в Москву – с комьями земли на сапогах и с ликованием в душе. В Кузнецах первым, кого мы встретили, был отец Александр Салтыков. Мы к нему бросились с восклицанием: «Мы обрели мощи!» Мы испытывали радость жен-мироносиц.
«Это была первая канонизация новомученика в Московской епархии»
Впоследствии удалось установить и уточнить некоторые факты, связанные с обстоятельствами расстрела отца Константина и гибели двух человек, подзахороненных в его могилу. Как сообщала местная газета (номер от 24 сентября 1918 года), «Богородская уездная ЧК 20 сентября приговорила к смертной казни протоиерея города Богородска Голубева за контрреволюционную деятельность; расстрелян также милиционер Сидоров, уличенный в краже советского имущества». В этом сообщении есть две неточности. Первая – это дата: отец Константин был расстрелян ранее 20 сентября, потому что 20 сентября, на последнем заседании Поместного Собора 1917–1918 годов, архимандрит Сергий (Шеин) уже сделал сообщение об этом злодеянии, то есть расстрел имел место накануне – в какой-то из дней, близких к 20 сентября.
Вторая неточность в этой газетной публикации – сообщение, что отец Константин был расстрелян вместе с милиционером Сидоровым. На самом деле, как мы выяснили в 2005 году, отец Константин был расстрелян один. Об этом нам рассказала его внучка Галина Петровна Гаврина, которая жила в Тульской области. Она родилась уже после мученической кончины деда, но знала обо всем от матери – дочери отца Константина Мариамны. Мариамна Константиновна свидетельницей расстрела отца не была, потому что незадолго до этих событий обвенчалась и поселилась в слободе Кучино за Клязьмой. Об обстоятельствах гибели отца Константина она узнала от знакомого реалиста, выпускника Богородского реального училища, который присутствовал при казни. У отца Константина была дочь Анна, болезненная от рождения, она жила с отцом в Богородске в 1918 году. Именно Анна видела, как отца Константина вначале ранили выстрелом, а затем стали закапывать в землю. По сообщениям свидетелей казни, Анна умоляла палачей пощадить отца, прекратить его страдания и не хоронить живым. После его кончины родственники забрали Анну в Тульскую губернию, но прожила она там недолго и скончалась в начале 1920-х годов.
После обретения мощей отец Дамаскин просил составить краткое житие и описание обретения останков, чтобы отец Василий Извеков мог представить это в епархию. Отец Дамаскин считал обретение без разрешения священноначалия оправданным, так как могила священномученика находилась в попираемом месте.
В начале января 1996 года в Богородск приехал епархиальный секретарь протоиерей Александр Ганаба и осмотрел мощи. Епископ Можайский Григорий просил нас составить акт об обретении мощей и пространное житие священномученика Константина (к этому времени оно уже было написано отцом Дамаскином). В конце января нас с Дмитрием Витальевичем Деопиком пригласили на заседание Епархиального совета и предложили представить письменные свидетельства от старожилов Богородска Владимира Павловича Титова, Веры Алексеевны Взоровой и Антонины Михайловны Матвеевой. На заседании Комиссии по канонизации святых, состоявшемся 5–6 марта 1996 года, было принято решение о прославлении священномученика Константина Голубева в лике местночтимых святых. Это была первая канонизация новомученика в Московской епархии.
Сначала предполагалось совершить прославление в июне 1996 года, но потом торжества были перенесены на Светлый Четверг – 18 апреля 1996 года. Многие сотрудники нашего института, священники и прихожане Николо-Кузнецкого храма участвовали в этих торжествах – в Богородск отправились два автобуса. Мы везли с собой лампаду, зажженную от благодатного огня, привезенного из Иерусалима, и передали ее в Тихвинский храм, где тогда находились мощи отца Константина и совершалось торжество прославления. На трапезе после прославления митрополит Ювеналий отметил заслуги нашего института в деле прославления и сказал, что, в сущности, епархия и Комиссия по канонизации «пришли на все готовое».
Через полтора года после прославления, осенью 1997 года, Богоявленский собор в Богородске смогли наконец освободить от раскольников – архимандрит Адриан (Старина) был оттуда изгнан, собор был передан православной общине. 2 октября – в день памяти священномученика Константина Голубева – в соборе была совершена первая Литургия. Местными православными общинами, духовенством и священноначалием Московской внегородской епархии, много лет боровшимися за возвращение храма Православной Церкви, это было воспринято как чудо священномученика Константина.
8 мая 1998 года на месте убиения священномученика Константина отцом Василием Извековым был установлен памятный крест.
Осталось немного рассказать о тех двух лицах, чьи тела были нами найдены в могиле отца Константина. 28 ноября 1995 года была организована еще одна поездка в Богородск. В ней вместо Дмитрия Витальевича участвовал археолог Юрий Александрович Смирнов, его ученик. Юрий Александрович был не просто археологом, но специалистом именно по человеческим погребениям (тафологом). Были извлечены останки двух других лиц, которые покоились в восточном углу могилы, в ногах отца Константина. Тогда же была найдена пуля от револьвера системы Наган.
Тело одного из убитых лежало на дне могильной ямы. До сих пор нельзя с точностью сказать, кто этот человек. В ходе поисков возникли предположения, что им мог быть Федор Сидоров, служивший в милиции на Глуховской фабрике, а потом перешедший на службу в Богородскую ЧК. В газетной заметке 1918 года сообщалось, что он был расстрелян, но, по мнению антрополога Виктора Николаевича Звягина, он был убит ударом приклада или еще каким-то орудием. Расстрелян был второй человек, тело которого лежало ближе к поверхности. Он был убит выстрелом в голову. Позднее удалось установить его личность и собрать о нем сведения.
Дело этого человека, расстрелянного 26 декабря 1918 года, позволило выяснить, что это был старообрядец Григорий Сильвестрович Сумароков. Он нес обязанности смотрителя на текстильной фабрике старообрядца Арсения Морозова в Глухове (предместье Богородска), в его задачи входило и наблюдение за общественно-политическими настроениями рабочих на фабрике.
В ходе поиска и изучения материалов о деятельности отца Константина стала известна история его сподвижника протоиерея Симеона Соколова – замечательного священника, служившего в Тихвинском храме. В преддверии репрессий отец Симеон уехал к свояченице в Лукино под Серпуховом. У отца Константина Голубева тоже была возможность хотя бы на время уехать – как об этом его просили дочери, но он отказался, сказав, что не может оставить храм, приход и семью. Из рассказа внучки отца Симеона стало известно, что, уехав на время из Богородска, мученического креста отец Симеон избежал, но получил другой крест – болезни. После гибели отца Константина отец Симеон вернулся в Богородск; его разбил инсульт, так что служить он больше уже не мог и оказался за штатом. Умер он 18 сентября 1930 года после второго инсульта.
«Сила слова от силы жития»
По инициативе отца Василия Извекова в начале 2000-х годов было продолжено исследование жизни отца Константина. Я долго этому противилась, потому что наш отдел в это время готовил канонизацию многих святых и казалось более важным собирать материалы о тех подвижниках, о которых совсем мало сведений. Но отец Василий в конце концов подвиг нас на дальнейший сбор материалов об отце Константине и помог с организацией работы. Мы дважды ездили в Саратов в 2002 году, объехали места, связанные со служением отца Константина, – посетили Барановку, Вольск, Золотое. Впоследствии пришлось много работать в Саратовском архиве, так как следующая тема моего исследования – о мученике Александре Медеме, тоже оказалась связана с саратовской землей.
Итогом работы стала выпущенная в 2007 году в Издательстве ПСТГУ книга «Непобедима пребывает: Жизнеописание и миссионерские труды священномученика Константина Голубева». В нее вошло все, что к этому времени удалось узнать о его служении и обстоятельствах мученической кончины.
Отец Константин был сыном псаломщика, рано осиротел. После окончания семинарии вернулся в родное село Барановку для ведения противораскольнической миссии. 19 лет он не принимал священный сан, служил миссионером в родной Саратовской епархии. Как опытному миссионеру, ему было предложено занять место протоиерея в Богородске. Ситуация в городе была очень сложная, и в начале служения отец Константин встретил сильное сопротивление своей деятельности – со стороны раскольников и даже местного духовенства. Отец Константин тогда не надеялся удержаться в Богородске, думал, что ему придется вернуться в Саратовскую епархию. Но Господь судил иначе: отец Константин прослужил настоятелем Богоявленского собора 23 года, был благочинным двух объединенных благочиний – Павлово-Посадского и Богородского и участвовал в противораскольнической миссии в Московской епархии. В последние годы приходское служение заняло основное место в его жизни, а миссионерская работа отошла на второй план. Во время Первой мировой войны в Богородске оказалось довольно много пленных австрийцев, среди них были чехи и пленные других национальностей, католики. Жили они там долго, постепенно заводили семьи. Несколько человек из этой среды отец Константин присоединил к православию, так как он не был сторонником браков православных с инославными.
Миссионеры того времени вели подвижническую жизнь, путешествовали без комфорта, преодолевали огромные расстояния на лошади, подолгу (в течение 15–16 часов) вели беседы и прения в очень тесных помещениях, в церковных сторожках. В одном месте, где вел беседу отец Константин, даже выставили стекла в окнах, потому что собравшимся нечем было дышать. В то время еще были люди, которые могли вот так – часами – говорить о Божественной истине. Мерой силы слова отца Константина была сила его жития.
После революции отец Константин стал одним из первых мучеников. Репрессивная машина обрушилась, прежде всего, на монархистов, а отец Константин в 1905 году возглавлял монархический союз в Богородске. Кроме того, в мае 1918 года произошло событие, которое очень сильно раздражило новую богоборческую власть: по приглашению клира богородских храмов Патриарх Тихон с сонмом архиереев посетил Богородск и служил там. Во время Патриаршего посещения был проведен стотысячный крестный ход: крестные ходы из храмов Павловского Посада и окрестных сел пришли в Богородск к празднованию 25–26 мая 1918 года памяти священномученика Ермогена. Вскоре после прославления отца Константина в Центральном архиве ФСБ нам удалось найти адрес, который был поднесен Святейшему Патриарху Тихону богородским духовенством, и первым подписал этот адрес отец Константин Голубев.
В 1996 году отец Константин был прославлен как местночтимый святой, а в 2000 году на Юбилейном Архиерейском Соборе было благословлено его общецерковное почитание. Ныне частицы мощей священномученика Константина Богородского вложены в антиминсы многих храмов Московской епархии.
Материал подготовлен Отделом информационных коммуникаций
