Русский балет! Согласитесь, не найти более подходящей темы для предновогоднего выпуска нашей рубрики «Выпускник филфака».
Наталья Плуталовская учит русскому языку учащихся Московской государственной академии хореографии. Вместе с Натальей мы побываем в классах, где занимаются будущие звезды балета, познакомимся с учебным процессом, узнаем о самых интересных театральных премьерах последних лет. И, конечно, поговорим о том, почему с Институтом Пушкина его выпускников связывают самые теплые воспоминания.
– Как вы решили стать преподавателем русского как иностранного?
– С раннего детства я много читала, в школе обожала русский язык, литературу, иностранные языки, историю и увлечённо писала. Мне всегда были свойственны богатая фантазия, склонность к творчеству, огромная тяга к новым знаниям и невероятный восторг от каждого нового открытия. Когда стала старше, почувствовала, что приобретать знания, конечно, безумно интересно, но гораздо интереснее делиться ими с другими. Эта внутренняя потребность отдавать что-то миру, пропуская через себя, наверное, и привела меня в преподавание.
– Почему вы выбрали Институт Пушкина для поступления?
– О существовании Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина мне было известно с детства, просто потому что неподалёку жила моя бабушка. Кажется, тогда об этой сфере мало говорили, мало кто вообще знал о существовании профессии «преподаватель русского как иностранного». Как не думать, что это судьба?
Мне нравилось изучать иностранные языки, но русский как-то особенно тонко чувствовала и безмерно любила, поэтому варианта пойти, например, на английскую филологию не было. РКИ любопытно подсвечивает те стороны языка, о которых носитель обычно даже не задумывается, и показывает, насколько же сильна связь языка с культурой. А глубина и многогранность нашей культуры поразительны — мне так хотелось самой узнавать о ней больше и знакомить с её разными сторонами иностранцев. Ну и конечно же, было интересно узнавать в процессе о том, как думают, живут и чувствуют представители других культур. До сих пор не устаю удивляться, какие же мы разные и как это прекрасно!
С высокими баллами ЕГЭ и, посмею предположить, неплохим набором знаний у меня была возможность выбрать любой вуз, но я не стала подавать документы никуда, кроме Института Пушкина. Было ощущение, что здесь моё место, и в дальнейшем я ни разу не пожалела о принятом решении.
– Расскажите, пожалуйста, о самых ярких воспоминаниях, связанных с институтом.
– Когда вспоминаю об институте, сразу теплеет на сердце. Это было чудесное время — время, когда я узнала, что значит быть в окружении единомышленников. В школьные годы вокруг меня было не так много читающих людей, а здесь все постоянно что-то читали, анализировали, обсуждали. На русской и зарубежной литературе мы так глубоко ныряли в текст, делились мнениями, иногда спорили. На парах, связанных с языком, его структурой и функционированием, тоже было так интересно: что ни день, то открытие. С другой стороны, во многих других институтах и университетах люди идут примерно по той же программе, но таких положительных впечатлений, да и зачастую знаний, не получают. По-моему, секрет в преподавательском составе. В Гос. ИРЯ нам повезло учиться у удивительных людей, каждого из которых мы с однокурсниками вспоминаем с огромной благодарностью. Они не просто давали нам материал в интересной и методически выверенной форме, они учили нас любить своё дело, уважать чужое мнение и общаться со своими учениками с позиции равного
Атмосфера была очень тёплой и доброжелательной. Даже великие преподаватели, легенды института В.Г. Костомаров, А.Н. Щукин, Б.И. Фоминых, относились к нам, по сути детям, дружелюбно и с неподдельным уважением. После выпуска я видела разное поведение учителей и должна сказать, что каждый раз в мыслях возвращаюсь к образу Виталия Григорьевича или Бориса Ивановича, бодро, несмотря на свой почтенный возраст, шагающих по коридору и всегда мягко отвечающих на приветствия студентов. Можно сказать, этот пример сформировал меня как учителя: важно относиться к студентам как к партнёрам, быть доброжелательным и готовым не только учить, но и учиться. А я и правда многому учусь у своих ребят, даже самых маленьких, и в этом, пожалуй, ещё одна причина, по которой преподавание меня так увлекает: это всегда обоюдный процесс.
– Вы сейчас работаете в Московской государственной академии хореографии. Почему ваш выбор пал именно на область хореографии?
– Опять-таки, скорее, она меня выбрала. Впервые оказалась в хореографической студии в три года, и с тех пор танец никогда не уходил из моей жизни. Педагоги уговаривали маму отдать меня в профессиональный балет, и родители в какой-то период рассматривали такой вариант, но потом передумали. Вероятно, всё к лучшему: преподавая РКИ, я могу приносить больше пользы. А что касается природных данных, они мне помогают вписываться в среду: хотя работаю в Академии уже почти 5 лет, до сих пор бывает, что некоторые сотрудники не связанных с нами отделов спрашивают, в какой труппе я танцую, принимая за студентку исполнительского факультета, или предлагают мне пройти на сценическую репетицию в школьный театр, думая, что заблудилась. Отношусь к этому с юмором: помилуйте, говорю, в мои-то годы.
С балетом у меня любовь длиною в жизнь: хотя последние пару лет смотрю не так много, раньше постоянно ходила на премьеры, гастрольные спектакли или спектакли с особенно интересным составом. Будучи студенткой, я проходила программу «Курс балетной критики», созданную фестивалем «Золотая Маска», писала рецензии и даже случайно попала в лонг-лист одной театральной премии. Сейчас сотрудничаю с крупным балетным медиа «La Personne», делаю для них интервью с артистами.
Все мои курсовые работы, диплом в бакалавриате и магистерская диссертация, кстати, тоже так или иначе соприкасались с искусством балета.
– Нравится ли вам работать со студентами МГАХ?
– Преподавание всегда про любовь — к своему делу и к людям, с которыми ты работаешь. Поэтому да, конечно, очень нравится. Я обожаю балетных, мне так интересно наблюдать за ними, смотреть за ходом их мысли, видеть, как они растут и развиваются, как раскрываются в процессе работы. К тому же атмосфера в Академии достаточно творческая, и это даёт определённую свободу для реализации идей.
– В чем особенности работы со студентами академии хореографии?
– Нашим студентам от 10 до 20 лет, то есть это дети и подростки, которые оказываются вдали от дома в достаточно жёсткой среде. Оборотная сторона балета не всегда так красива, как сценическая, и речь совсем не о мифических стёклах в пуантах. У нас хорошая атмосфера; не люблю, когда, говоря о хореографических школах, сгущают краски. Однако да, это огромные психологические и физические нагрузки, ведь дети шесть дней в неделю учатся с 9 до 6, а вечером ещё и репетируют. Это неизбежная конкуренция, переживания по поводу веса, своих данных, будущей карьеры, постоянный риск получить травму. Прибавьте ко всему прочему в случае с иностранцами чужой язык, культурный шок, и мы получим очень непростую для детской психики ситуацию. Преподаватель русского как иностранного зачастую является тем человеком, который становится проводником ребёнка, курирует его, да и видится с ним чаще других, не считая педагогов по классике. Таким образом, преподаватель часто оказывается значимой взрослой фигурой, в которой ребёнок крайне нуждается.
Думаю, накал страстей у нас несколько выше, чем в других школах. Бывает, после неудачной репетиции, замечания педагога или чего-то, что случилось в раздевалке или в интернате, дети приходят в слезах. У меня в этом семестре был случай, когда четыре взрослые девочки предвыпускного курса начали в унисон плакать после вопроса «как дела?». Имею ли я моральное право это игнорировать и переходить к подготовке к экзамену B1? Ответ очевиден. Конечно, так происходит не каждый день, но эмоции разного плана наших студентов действительно переполняют. В этой связи я много времени уделяю именно говорению: дети высказываются и делятся переживаниями, но делают это по-русски и незаметно для себя запоминают многие слова и конструкции. Начинающих это очень подталкивает к тому, чтобы поскорее осваивать грамматику и учить новые слова: им же так много и так срочно надо мне рассказать.
Если говорить про другие особенности, стоит упомянуть, что дети с первого дня начинают ходить на уроки по специальности: классику, репертуар, пальцевую технику (пуанты), народный танец, гимнастику, актёрское мастерство, исторический и современный танец, а старшие ещё на дуэт. Не зная языка, они оказываются в ситуации, когда необходимо понимать, что делать, и воспринимать замечания педагогов. У тех, кого берут в русские классы, семестр спустя начинаются общеобразовательные предметы на русском — тут уж совсем не до смеха. Получается, что мы должны работать быстро, зачастую в авральном режиме. И самое главное, что, помимо базовой лексики, необходимо знакомить студентов с лексикой профессиональной, а учебников, в которых такие единицы хоть в каком-то объёме давались бы, нет. Это стало одной из причин, почему я решила написать собственное пособие.
Наверное, нетипично и то, что студентов могут неожиданно забирать с уроков на репетиции. Поначалу было странно и даже как-то обидно, но потом я свыклась с мыслью, что приезжают они в первую очередь всё-таки танцевать, а не русский язык учить. Научилась импровизировать, быстро перестраивать занятия.
Студентка Натальи Плутоловской лауреат международных конкурсов Рио Наката
Ещё мы часто вынуждены отпускать студентов пораньше, если наши уроки стоят перед классикой, репертуаром или дуэтом: чтобы избежать травм, детям нужно как следует разогреться и потянуться. Всегда идём им навстречу в этом вопросе.
– Поделитесь интересными моментами, необычными эпизодами ваших уроков.
– На моих уроках студенты часто сидят по одному, чтобы была возможность положить ногу на второй стул в полушпагат. Поскольку положение нижней части тела в балете выворотное, им действительно физиологически так удобнее. Иногда дети сидят на массажных роликах или кладут на ноги охлаждающие компрессы — никакой угрозы учебному процессу я в этом не вижу.
Разрешаю студентам есть на уроках, иногда даже прошу их это делать: бывают дни, когда они не успевают пообедать. Перемены, конечно, в расписании значатся, но нередко используются для растяжки и разогрева перед классом. Если я не позволю студентам приносить на уроки еду, они просто ничего не будут есть весь день, а такая идея мне не нравится. Это вопрос заботы, а не дисциплины.
Если говорить о совсем необычных эпизодах, однажды девочка, которой нужно было идти на репетицию после урока, попросила у меня разрешения лечь на пол в проходе между партами и потянуться. Остальные притихли и начали стрелять глазками, понимая, что это, мягко говоря, нестандартная просьба, а если честно, просто дерзость. Безусловно, в этом была доля провокации, но в таких случаях важно сохранять невозмутимость. Пожалуйста, сказала я, только говорите громче, когда будет ваша очередь: снизу вас будет плоховато слышно. Минут через пять ей самой стало неудобно лежать на полу — вернулась на место. И больше никогда мы к этому перформансу не возвращались.
А так у нас весь второй этаж «лежачий». На третьем проходят общеобразовательные уроки, на втором же расположены балетные залы, поэтому весь коридор там застелен ковром, на котором дети тянутся перед уроками и по вечерам. Для меня это абсолютно нормально; я, скорее, наоборот, буду в шоке, придя в обычную школу, где не надо переступать через распластавшиеся в шпагате тела, вокруг не бегают с кастаньетами и тамбуринами, а при встрече с учителями не делают книксен. Там ведь даже никто в соседнем кабинете не играет Баха, когда ты объясняешь глаголы движения! И как люди в такой обстановке работают?
Студентка Натальи Плуталовской Изабель Бошер на знаменитом ковре второго этажа
– Накануне новогодних и рождественских праздников принято ходить на «Щелкунчик». Нравится ли вам эта традиция?
– У меня в последние годы с зимними праздниками ассоциируется не «Щелкунчик», а рождественский концерт в Академии. Чтобы в нём участвовать, ребята должны пройти просмотр: все желающие показывают свои номера, из которых затем комиссия во главе с ректором выбирает лучшие — они-то и составляют программу концерта. И вот на этот просмотр я всегда с удовольствием хожу: там можно увидеть все классы, от малышей до выпускников, все направления, от классики до современной хореографии, посмотреть, кто на что способен, и мысленно сделать ставки на потенциальных звёзд. Мы, конечно, с огромным интересом смотрим классические вариации и дуэты, ведь это основное направление, в котором сразу становится ясно, кто есть кто, но в душе все от мала до велика обожают народно-характерный танец и актёрское мастерство: испанские, цыганские, кавказские и прочие танцы никого не могут оставить равнодушным. Дети всегда с нетерпением ждут возможности станцевать на сцене школьного театра, и перед просмотром в Академии всегда царит такая приятная взволнованно-мечтательная атмосфера.
– Какой ваш самый любимый балет?
– Мне нравится смотреть разные балеты и открывать для себя новых хореографов, но несколько любимых постановок, пожалуй, всё же есть. Из классики очень люблю «Жизель». Во втором акте, когда виллисы в длинных пачках-шопенках выстроены в линии, а Жизель с Альбертом танцуют дуэт, происходит катарсис: это какая-то вершина эстетико-эмоциональной красоты. Такое же ощущение бывает в белом акте «Лебединого» и знаменитой сцене «Тени» из «Баядерки». Партия Жизели даёт балерине возможность не только показать свою технику, но и продемонстрировать актёрские способности. В конце первого акта есть сцена сумасшествия, в которой сразу всё становится понятно про исполнительницу: там так легко переиграть, уйти в истерику — нужны полутона, акварельная деликатность. Когда у балерины великий талант, от этого эпизода щемит сердце. На меня в своё время большое впечатление произвела сцена сумасшествия в исполнении прекрасных балерин, одних из лучших в наши дни: Полины Семионовой, танцующей сейчас в Staatsballett Berlin, и Натальи Осиповой, работающей в Королевском балете Великобритании. Обе, кстати, выпускницы МГАХ.
То ли сезон, то ли два назад в Большой театр привозил свою версию этого спектакля британский хореограф бенгальского происхождения Акрам Хан. Он сделал из пропитанного духом романтизма балета антиутопию, построенную на уникальном хореографическом языке, и получилось просто изумительно. Знакомые балерины говорили, что этот спектакль стал для них абсолютным откровением и потрясением, заставившем по-другому взглянуть на известную со школы историю.
Вообще я не согласна с теми, кто стоит за принцип «руки прочь от священной классики»: новый взгляд на традиционный сюжет — это всегда интересно. Если спектакль сделан талантливо, умно, с пониманием, то почему бы и нет? В том же Большом несколько лет назад Юрий Посохов и Кирилл Серебренников поставили «Героя нашего времени» по М.Ю. Лермонтову — гениальный балет.
А одним из первых моих эпизодов знакомства с современными постановками была «Русалочка» Джона Ноймайера по Г.Х. Андерсену. Ноймайер вообще по образованию филолог, и это очень видно в его спектаклях. Так вот в его интерпретации сказка про ундину, полюбившую принца, превращается в пронзительнейшую историю про разрушенные мечты, отвержение, боль несоответствия. Просто выворачивает душу! Но, может, в этом и заключается главная задача искусства: в выворачивании души?
– Вы написали книгу «Мир русского балета». Чем она полезна иностранным студентам?
– Как я уже говорила, к сожалению, не существует учебника, в котором рассматривались бы разные аспекты жизни артиста балета и содержались необходимые языковые единицы. Но балетные дети проводят практически всё своё время в Академии и редко выходят во внешний мир, потому им важно уметь общаться и ориентироваться в своём сообществе. На каком материале их этому учить?
Среди преподавателей русского как иностранного, работающих с артистами, практически нет тех, кто глубоко погружён в балет и много о нём знает. А как в таком случае они могут дать своим студентам лексику для балетного урока, профессиональный сленг и поддержать разговор на волнующие учащихся темы?
Студентки Натальи Плуталовской на экзамене по классическому танцу
Поскольку мне посчастливилось иметь отношение и к области хореографического искусства, и к сфере РКИ, разбираться в обеих, поскольку я знакома с артистами и знаю, чем они живут, и в то же время понимаю, каким должен быть языковой урок, чтобы прийти к определённому результату, подумалось, что в каком-то смысле это мой долг — помочь преподавателям и студентам. Да и, честно скажу, мне так жалко ребят, которые читают совершенно им не интересные, чуждые тексты, в то время как можно поднять столько животрепещущих тем. Когда мы говорим о выборе пути, травмах, несоответствии стандартам, лени, риске, призвании, смене карьеры, у них горят глаза. Все эти темы я постаралась собрать в пособии, которое состоит из 18 уроков: в центре каждого — текст, обрамлённый заданиями. В тексте мы смотрим на какую-то проблему, как правило, глазами артиста — легенды прошлого или чаще нашего современника. В заданиях происходит знакомство с новыми словами и конструкциями, проверяется понимание прочитанного, предлагаются вопросы для дискуссии, видео для просмотра и дальнейшего обсуждения в группе, а в конце даётся тема для эссе, письма или устного сообщения.
– Какой совет вы бы дали студентам, которые делаю только первые шаги в области РКИ?
– Не знаю, насколько корректно с моей стороны давать советы, ведь я сама преподаю русский как иностранный не так давно: окончила магистратуру в 2017 году. Так что советовать не буду, но поделюсь некоторыми мыслями. По-моему, секрет профессионализма заключается в трёх вещах: в любви к своему делу, в постоянном росте и в крепкой базе, на которую всегда можно опереться. Последняя как раз-таки выстраивается в студенческие годы, и могу сказать, что только сейчас я начинаю по-настоящему понимать, какой же огромный вклад в моё существование в профессии внесли учителя. Будучи студенткой, я жадно хваталась за знания, впитывала всё, что нам рассказывали на лекциях и семинарах, писала тома конспектов и скрупулёзно читала все книги и списков литературы — относилась к этому, наверное, даже слишком ответственно и серьёзно. Однако объём работы, честно проделанный в студенчестве, дал мне в будущем возможность расслабленно и комфортно чувствовать себя в аудитории, быть в состоянии приготовить практически любой урок на любую тему и найти ответ на любой каверзный вопрос. Раньше я не придавала этому особого значения, но потом стала встречать преподавателей, у которых такая база отсутствует, и видела, как легко они впадают в панику или бросаются за помощью в тематические группы вместо того, чтобы поискать информацию в проверенных источниках или просто сесть и подумать. Вот эту уверенность, что ответ обязательно найдётся, если хорошенько подумать, а также умение искать и находить мне привил Институт.
