Что делает студенческие годы незабываемыми, а работу со школьниками наполняет счастьем: интервью с выпускницей кафедры теории и истории литературы 2021 года, а ныне учителем русского языка и литературы в ярославской общеобразовательной школе Дианой Ногай.
– Диана, расскажите, как начинался Ваш путь в Свято-Тихоновском университете?
– До поступления в ПСТГУ я училась в светском вузе – Ярославском государственном университете им. Ушинского на кафедре культурологии, но через два года решила оттуда уйти. В программе у нас был библейский курс, посвященный изучению «мифов Ветхого и Нового Заветов». Когда я рассказывала о нем своим друзьям-семинаристам, они сердились – и на название курса, и на содержание, но мне очень нравились занятия, я с удовольствием ходила на эти семинары. Конечно, мы смотрели на Библию со светского ракурса, но все равно было очень интересно читать и вникать в священный текст. В какой-то момент я поняла, что не хочу больше оставаться в этом вузе, но хочу углубленно изучать литературу и хочу изучать Библию.
В это время состоялась значимая для меня поездка в Троице-Сергиеву лавру. Тут должна пояснить: я крестилась по собственному желанию в 15 лет, и где-то два года – до поступления в Ярославский университет – у меня заняло воцерковление, не шаги, но шажки к Богу. Было немного сложно, потому что все мое окружение, все мои друзья были светскими людьми, которые могли спокойно шутить про Бога и веру. В такой обстановке можно было постепенно забыть про храм, перестать носить крестик, начать «верить в душе». Такое могло случиться, но точно могу сказать, что Господь не отпустил меня в этот момент: в нашу компанию пришел юноша, сын священника, и мы с ним подружились. Он пригласил меня в храм, познакомил со своей большой семьей, я до сих пор общаюсь со всеми детьми нашего настоятеля.
Когда я поступила в университет в Ярославле, мой друг поступил в Московскую духовную академию. Однажды он пригласил меня на концерт в Лавру на день жен-мироносиц. Я тогда все еще была, наверное, процентов на 70 светским человеком. Приехала, посмотрела концерт, пообщалась с учениками Академии и была поражена – поняла, что это совершенно другой мир, в существование которого я не верила. Это может быть странно, но я, никогда не учась в духовной Академии, считаю ее своей альма-матер. Уезжала тогда со слезами и всю дорогу от Сергиева Посада до Ярославля прорыдала. Эта поездка стала одной из причин бросить Ярославский университет – ощущала, что это не мое. Помню, по приезде в Академию сказала ребятам, что хочу изучать Библию и литературу, на что услышала: «Так поступай в ПСТГУ!» Я рассмеялась и сказала: «Я и ПСТГУ – вещи несовместимые». Но в 2017 году я все-таки подала сюда документы, поступила на бюджет и оказалась в рядах студентов ПСТГУ.
Когда пришла в приемную комиссию ПСТГУ подавать документы, не вполне понимала, на какое направление надо идти, чтобы стать учителем русского языка и литературы. Сложно было сориентироваться в кафедрах и направлениях, основное внимание было на том, какие куда вступительные экзамены надо сдавать. Но в описании одной из филологических программ, а именно «Преподавание филологических дисциплин с углубленным изучением современного европейского языка», меня привлекло слово «преподавание», и я поняла, что это и есть то, что я хочу.
– А что стало с предвзятым отношением к университету, когда стали студенткой – оно изменилось? И удалось ли в итоге получить то образование, о котором мечтали?
– Я до сих пор восхищена. Свято-Тихоновский университет – это уникальное учебное заведение, здесь дают качественное образование – и светское и духовное.
Определенно могу сказать, что предубеждение в отношении ПСТГУ, которое было у меня и у некоторых моих академических друзей, себя не оправдало. Когда я потом приезжала и рассказывала им, как проходит мое обучение, мне кажется, у них тоже открывались глаза на Университет: стали понимать, что здесь дают достойное духовное образование.
– С учетом специфики Вашего пути в университет, интересно узнать: на Ваш взгляд, ради чего стоит поступать в ПСТГУ?
– Первое, ради чего стоит идти в ПСТГУ – это люди. Даже не говоря о профессиональных преподавателях, все люди тут – от вахтерш, с которыми я очень любила общаться, до охранников – все понимают, где они находятся, у всех в голове есть какая-то иерархия. Второе – это качество образования: здесь дают достойное и честное образование.
Мне кажется, ПСТГУ на 100% подходит для тех, кто хочет получить и светское образование, и духовное. Но многое, как всегда, зависит от самого человека: что ты хочешь изучать, кем ты хочешь быть? Мне кажется, не рекомендуется приходить в православный вуз людям с нехристианским мировоззрением. В ПСТГУ много богословских дисциплин – верующий человек от них получает радость, а светский говорит: «Зачем мне это надо?» Со мной училось много светских по мировоззрению студентов, и они большей частью отсеялись. Но для других людей, наоборот – университет стал «мостиком» к вере. Собственно, такая история произошла с моей подругой: она была из тех, кто поступил в университет, не будучи воцерковленной, но, благодаря людям, встречам, обучению, она узнала Бога.
Для поступающих к нам в университет на грантовую основу есть обязательное правило, чтобы у них был духовник и чтобы он написал ходатайство, засвидетельствовал, что ты воцерковленный человек. Точно знаю, что некоторым студентам это послужило стимулом к воцерковлению: они по совести не могли подойти к малознакомому священнику и сказать: «Напишите, что я регулярно хожу в храм, и печать поставьте». Они по-настоящему и серьезно начинали ходить в храм. В этом смысле образование в ПСТГУ – это миссионерство. И я считаю, что мы, выпускники ПСТГУ, – тоже миссионеры. Мы сейчас окончили вуз, поступили на работу и, как верующие специалисты в той или иной области, по определению миссионеры.
– То, о чем Вы сказали, действительно важно понимать поступающим. Есть еще какие-то «секретные ингредиенты» радости от студенчества?
– Самое главное звено в этой цепочке – это студенческое общежитие на Иловайской. Я помню, как мой знакомый сказал: «Диана, если ты не поживешь в общежитии, никогда не узнаешь, что такое настоящее студенчество». Могу сказать, что я это на себе полностью проверила: все так и есть.
Новости про хор, планы Студсовета, проверки, постная ли еда на кухне в общежитии в среду и пятницу – эти и другие нюансы студенческой жизни, саму эту внеучебную атмосферу узнаешь в полноте, только если живешь в общежитии.
Но здесь важно отметить, что строгость и принципы устава общежития не исключают свободы; жизнь в общежитии – это не тюремное заключение, хотя, конечно, смирению общежитие учит. Тут есть свои законы, но они не бессмысленны и не бесполезны. Помимо уроков смирения учишься уважать других: ты можешь есть всё, что хочешь, но, когда видишь, что другие ребята постятся, все-таки хочется разделить это с ними, не хочется их смущать. Встречаются, конечно, и такие люди, которым проще пожаловаться на нарушения, но это на их совести. Мне кажется, лучше самому стараться быть хорошим христианином и показывать хороший пример, но не заставлять других жить, как ты.
Студенты, которые не живут там, меньше всего участвуют в студенческой жизни. У них совсем другой режим жизни, им приходится тратить уйму времени на другие вещи – например, чтобы добраться до дома.
Помню, как прямо перед заселением в общежитие молилась, чтобы у меня была хорошая соседка. Нам выдают ключи от комнаты, а я повторяю: «Боже, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, лишь бы мы сошлись характерами, чтобы все было как-то просто!» Слава Богу, все тогда устроилось очень хорошо.
Кроме общежития для меня еще одной такой составляющей «настоящего студенчества» стал Студсовет. Я была старостой своей группы и участвовала в Студенческом совете ПСТГУ. Это, кстати, была моя идея, перенесенная из светского университета, чтобы в Студсовете был свой представитель от каждого факультета. Студенческая жизнь может пройти незаметно, но обязанность Студенческого совета – помочь сделать ее запоминающейся, постараться, чтобы выпускники не ушли без яркого впечатления – скажем так, без «звезды во лбу».
Я чувствовала, что студенты как-то «закрыты» в учебе, мало было видов внеучебной активности, некоторые мероприятия устарели, хотелось что-то новое придумать. В итоге возникли «Лирические вечера» – не знаю, сохранилась ли сейчас эта традиция. В какой-то момент к нашим поэтическим вечерам подключились студенты МДА – мы ездили в Академию, студенты Академии приезжали в ПСТГУ. Мне кажется, это очень важно, чтобы православные учебные заведения общались. Поэзия объединила наши духовные школы: мы встречались, читали стихотворения разных поэтов и свои авторские сочинения. На эти вечера даже приезжал владыка Евгений Верейский, был как-то отец Андрей Ткачев, иеромонах Симеон (Мазаев).
– Это прекрасная инициатива, и хочется надеяться, что традиция таких вечеров и общения жива. Диана, Вы упомянули, что были старостой. Поскольку у Вас высокий уровень осознанности, хочется спросить: что делает староста, какие его задачи в студенческой группе?
– Староста – своего рода лидер группы, и это не то, чтобы честь, скорее, обязанность – по сути ты говоришь: «Я беру за вас ответственность перед лицом кафедры. Я отчитываюсь перед преподавателями, готова тратить свое время на это». Староста – это человек, на которого полагается вся группа, и он, естественно, должен быть в хороших отношениях со своей группой и с кафедрой. Конечно, насильно делать старостой никого нельзя. Человек должен понимать, есть у него свободное время и силы на это или нет.
Лично мне все это не было тягость, поэтому я согласилась быть старостой. Во время моей стажировки в Италии, конечно, старостой стала другая девушка и была ею уже до конца обучения.
– Расскажите, как получилось, что будущий учитель русского языка и литературы так проникся итальянским языком, что попал на стажировку в Италию, и как прошла эта стажировка?
– Сразу после поступления я узнала, что наша группа все четыре года будет изучать итальянский язык. На кафедре так устроено, что языки – румынский, французский, испанский и итальянский – чередуются. Необходимость серьезно изучать язык, который не нравится, меня так сильно огорчила, что я уже хотела идти в деканат и жаловаться: казалось, что разумнее больше часов уделить изучению русской литературы и русского языка. Из-за такой, как мне казалось тогда, «несправедливости», я приступила к изучению итальянского языка с большой неохотой и весь первый курс мучилась. Но на втором курсе преподавательница задала нам перевести песню с итальянского на русский. Я стала слушать эту песню и неожиданно поняла, как прекрасен этот язык, насколько красивы в нем слова, какая в них поэзия. Через итальянскую музыку пришла и любовь к языку. После этого перевода я с большим энтузиазмом стала изучать итальянский и сейчас всегда рассказываю своим ученицам историю моей любви к итальянскому.
Но стажировка в Италии в Католическом университете Святого Сердца получилась не такой, какой она была в наших студенческих мечтах. Я и еще две девочки с романо-германской кафедры прилетели в Италию в феврале 2020 года. Мы успели сходить в Миланский университет на день открытых дверей, увидели красивейший кампус университета, получили свои папочки. Мы были в приподнятом настроении, такие окрыленные, думали: «Эх, сейчас начнется учеба, как в фильмах!» И тут вдруг приходит оповещение, что учеба откладывается на неделю, потом, что все переходят на неделю на дистанционку, потому что у одного студента найден коронавирус. Слава Богу, что мы успели прилететь и остаться в Италии, но полноценной стажировки не получилось.
Я помню, кто-то из итальянских друзей сказал, что еще никто из студентов по обмену не видел Италию без туристов. Это было действительно так: Милан был пустой. Впрочем, недостатка в общении на итальянском у меня не было. Я жила в итальянской семье, и мы до сих пор продолжаем общаться, переписываемся, поздравляем друг друга по праздникам. Я называю их «моя итальянская семья», а они меня называют дочкой. Заграничная стажировка здорово помогает погрузиться в языковую атмосферу: как будто тебя бросили посередине реки и сказали «плыви». В голове постоянно включен внутренний языковой и культурный переводчик. Когда я от этого напряжения уставала, то говорила своей итальянской семье, что хочу отдохнуть, и весь день разговаривала со своими русскими друзьями по скайпу.
– Православная студентка из России в католической итальянской семье – как Вы себя ощущали в этой ситуации?
– Я очень волновалась, какая мне попадется мне семья. Знаю о случаях, когда не все хорошо складывалось, возникали религиозные споры и другие проблемы. Но все оказалось хорошо – наверное, у меня была самая хорошая итальянская семья. Я привезла им в подарок икону Пресвятой Богородицы, они очень обрадовались, потому что ценят и любят иконы. Они рассказывали мне о мессе, а я говорила им о нашей Литургии. Они были поражены тем, сколько времени у нас идет служба. Разговаривали про пост и много еще о чем. О многих различиях я знала и раньше, но во время этих бесед открыла для себя некоторые практические моменты. Однажды я была со своей итальянской семьей на мессе. Ощущения были совсем не такие, какие испытываешь на нашем богослужении. В одном из писем святитель Феофан Затворник на вопрос, спасутся ли католики, ответил: «Не знаю, спасутся ли они, а я без Православия не спасусь». То же самое я почувствовала в Италии: если бы я принадлежала к Католической Церкви, мне кажется, я была бы дальше от Бога.
Как-то мы гуляли по Милану, а настроение из-за того, что учеба отменилась и объявили о дистанционке, было невеселое. И в этот момент я поняла, что очень хочу в храм. Мы по картам нашли маленький православный храм. Службы в это время не было, но я помню, что почувствовала себя дома. В какой бы стране ты ни был, приходишь в любой православный храм – и все, как будто некая машина времени перенесла тебя домой. В этот храм мы потом ходили на Литургию и причащались.
– А нужно было восполнять пропущенный материал в ПСТГУ после итальянской стажировки?
– На самом деле когда мы вернулись из Милана, я нашу заведующую кафедрой, Марину Валерьевну Пахолкину, даже просила разрешить мне еще раз пойти на третий курс. Очень хотелось послушать пропущенные за полгода лекции любимых преподавателей литературы – Ольги Владимировны Никандровой и Ольги Викторовны Альбрехт, хотелось посетить занятия по русскому языку у Татьяны Юрьевны Ивановой-Аллёновой.
– Диана, а кто еще из преподавателей Вам больше всего запомнился?
– Догадывалась, что будет такой вопрос! Есть преподаватели, к которым я, когда выпускалась, подошла со слезами и сказала: «То, что Вы оставили во мне частичку себя как преподавателя, как человека, я это дальше понесу в мир – своим ученикам, детям, которым я буду преподавать».
На последнем курсе я особенно полюбила курс по синтаксису, его вела Надежда Константиновна Онипенко – это легендарная женщина. Мы все были просто в восторге, насколько интересно она объясняла предмет. Иногда возникало недоумение, зачем нужно знать какие-то очень специфические вещи, если мы просто идем работать в школу. Но Надежда Константиновна говорила, что учитель дает ученикам 5% от того, что знает, и, чтобы правильно объяснить ученику какую-то тему, надо знать намного больше этой темы, уметь смотреть вглубь, войти в историю русского языка. Сейчас я работаю в школе и знаю, что должна каждый день узнавать больше, чтобы мои 5 «живых» процентов выросли в ученике. Надежда Константиновна также предложила, если у нас возникнут любые вопросы, касающиеся русского языка, писать ей на почту. Я знаю: если у меня возникнут какие-то проблемы, если я не смогу объяснить что-то ученику, всегда смогу ей написать. Это очень ценно, что у нас, выпускников, остается связь с преподавателями.
Не могу не назвать Александра Грищенко, обожала его пары – как он знает фонетику, это нечто невероятное. У него необычная манера преподавать, а еще мне нравилась его манера одеваться – он из Ташкента и, видимо, чтобы как-то подчеркнуть свою идентичность, надевал узбекскую шапочку – это было живо.
Я с благодарностью вспоминаю многих своих преподавателей – и по филологическим дисциплинам, и по богословским. Богословские дисциплины мне чрезвычайно нравились. Помню, очень обрадовалась, когда узнала, что профессор Александр Леонидович Дворкин преподает в ПСТГУ. Ранее мне подарили его книгу «Моя Америка», я ее прочитала с большим интересом. А, когда увидела его на Иловайской, бежала со всех ног, чтобы он поставил мне свой автограф. Потом ходила к нему вольным слушателем на Сектоведение, которое он вел у другого факультета.
Справедливости ради надо сказать, что не все преподаватели пришлись мне по душе, не во всех удалось увидеть преподавательскую жилку, но я благодарна и им тоже, потому что лучше поняла, чего в своей собственной преподавательской практике не буду делать, какими методами не буду пользоваться.
– Преподаватели и студенты нашего педагогического направления часто говорят о христоцентричности педагогики. Как бы Вы определили, в чем эта христоцентричность выражается?
– Мне кажется, что христоцентричность – это не когда ты при каждом удобном случае (в том числе, со школьного стола, «школьного амвона») говоришь про Христа. Это скорее о том, что каждый ребенок – это уже личность. Пусть он немного разбойничает и ленится, но ты должен в него вглядываться и вкладываться. Господь ведь нас именно так воспринимает, не зря Он называется Учителем: Он не делит нас на русских, корейцев, узбеков, не делит на тех, кто хорошо или плохо «учится».
Внешне учитель может быть строгим, он даже может повести себя резко, но дети всегда чувствуют, какой он по сути – добрый или нет, они правильно считывают эмоции. Не надо считать детей глупыми только потому, что они маленькие; они очень умные и видят, нравится учителю его работа, хочет он этим заниматься или работает формально. Учить формально нельзя, это должно идти от сердца.
Сейчас, придя в школу, я получаю огромное удовольствие от работы. Я видела это удовольствие у наших преподавателей в Свято-Тихоновском. Я всегда этим восхищалась, смотрела на них и думала: «Боже мой, какое же это счастье, когда ты занимаешься тем, что тебе настолько нравится!»
Беседовала Ксения Вячеславовна Белошеева
